« ...Из света в тень перелетая »
Когда она родилась, то по странному стечению обстоятельств на левую руку ей привязали бирку с надписью «муж.», а на правую-«жен.» Такая дихотомия не могла не повлиять на ее судьбу, и она повлияла. Анжела Моисеенко стала известной всего два года назад, а ее картины теперь украшают частные галереи и музеи в стране и за рубежом! Даже сам Президент счел за честь иметь в своей коллекции картину Анжелы. Но это было потом, а успеху всегда предшествует путь, совсем не похожий на «земляничную поляну». Анжела Моисеенко и ее искрящаяся живопись в рубрике «Профили».
Рисовать она начала сравнительно поздно — с десяти лет, очарованная своим экстравагантным педагогом живописи. Потом художественная школа. А вот в училище ее не пустил отец: «художник-оформитель—не женская профессия!» В живопись Анжела Моисеенко попала окольными путями: через ПТУ, ателье, швейную фабрику. В Харькове познакомилась со своим будущим мужем—художником-реставратором Всеволодом Сухоруких. Казалось бы, все очень тривиально, если бы не, собственно, «странная» живопись Анжелы! Употребляю эпитет «магическая» лишь потому, что именно таким образом она действует на зрителя. Околдовывает все — вне зависимости от жанра: натюрморт, пейзаж, духовная или этническая тема. Ощущение, будто ее картины излучают некую мощную энергетику и являются источником высокого напряжения. Словами это чувство не передать, надо видеть. После учебы в Харькове (институт легкой промышленности, специальность художник-модельер) все мои однокашники поехали «покорять Москву», а я была уже старушонкой—25 лет для такой романтики, как жить на вокзале. Вернулась в Симферополь и решила работать в театре... Не сложилось, потому что в те годы театр вообще был в загоне. К тому же у нас с Севой родился Кирилл. Тоже художник! Его первую работу купили греки, когда ему едва исполнилось 5 лет!
—А свой первый коммерческий успех помнишь?
—Два года назад раскупили практически всю мою выставку в галерее «Зеленая пирамида»! Мы даже не ожидали и не верили до конца, что кого-то всерьез заинтересуют мои работы. Они долго висели в мастерской и никого из гостей не впечатляли, а тут... Мечта любого художника—выставляться и продаваться в своем городе. Теперь у меня даже появились поклонники и постоянные клиенты.
—А как насчет утверждения, что настоящий художник должен быть непризнанным, голодным, неустроенным, гонимым?
—У нас такой период был достаточно долго. Помню, как в Харькове сидим мы с Севой без копейки, я еще и беременная. Занимаем у друзей два рубля, и я прошу мужа купить сосисок. Он вскоре возвращается, а в руке— роза! Потом пять лет сидели на голодном пайке, брались за любую работу: писали на заказ волны, портреты собак, даже портрет адмирала Нельсона! Или гигантское полотно севастопольского терминала с плывущим мимо сухогрузом. Это должны были подарить президенту Кучме, вот мы пять суток выписывали все арматуры, перекрытия, потом я бегала искала в книгах портрет нужного сухогруза. Так что с этими атрибутами художников мы слишком хорошо знакомы, а деньги... Они действительно дают свободу. Или иллюзию оной...
—Но ведь появляется соблазн тиражировать удачно проданные работы и превратиться в ремесленника...
—Мы старались избежать этого и за полгода подготовили вторую совместную выставку, которая, на мой взгляд, совершенно не похожа на предыдущую и значительно сильнее. Мы стали смелее, наглее, перестали думать о долгах.
—Разве художник не думает, накладывая первый мазок, за сколько эту картину купят?!
—Уверяю, что нет! Проверено многими живописцами: картины, написанные с такими меркантильными мыслями, обречены на провал. Да и в такой момент тебя поглощает только внутренний мир, а внешний будто исчезает.
—Живопись—вообще доста¬точно субъективная штука! Чистая вкусовщина: нравит¬ся—не нравится?
—Мне понравилось, как один севастопольский художник, побывав в моей мастерской, сказал: «Ощущение, что ты пишешь не картины, а романы». Он за меня так тонко сформулировал мое отношение к живописи...
—А портреты па заказ?
—Попробовала—заказчик не принял. Это был не столько портрет, а как бы слепок его души, выраженный в чертах лица, в глазах, в линии губ... Одним словом, я увидела его не таким, каким он хотел бы выглядеть в чужих глазах. Поэтому с идеей портретов на заказ я окончательно рассталась.
—Ты, как чеховская Маша, постоянно ходишь в черном. У Маши это «траур по всей оказии», а у тебя?
—Я и сама не понимаю: в живописи у меня преобладает красный, а ощущаю себя комфортно именно в черном.
—Да еще и эзотерические амулеты на шее! Твое отноше¬ние к религии?
—Я—верующая, но в церковь не хожу, считаю, что между человеком и Создателем не может быть посредника.
—Но в твоих картинах так много света и ангелоподобных персонажей. Иконы пробовала писать?
—Да, мы с Севой написали достаточно много икон. Он перед этим даже был помазан и благословлен, а я ему помогала. Но если ты увидел свет в картинах, так это мой мир, в который я убегаю всякий раз, когда реальная жизнь пугает меня.
—Погружаясь в свой мир, ты обязательно оттуда что-то приносишь. А ведь это может быть не только свет, но и...
—Мне все указывают на одну из работ, которую я написала, выйдя из больницы. Ее безошибочно чувствуют как противопоставление всем остальным. Поэтому, наверное, ее до сих пор и не покупают. Да, художник невольно может привнести в этот мир нечто темное, но, думаю, что и это нужно. И художнику, и зрителю. Во всем художник отдает самое ценное—свою душу. Мы же торгуем душой!
—Оп-панъки! Хороший может получиться заголовок, но это не я сказал!
—Я имею в виду, что когда ты пишешь душой, то тем самым создаешь свой маленький мир, в который через картины впускаешь зрителей.
—Ну а теперь о трогательной встрече Виктора Ющенко и Анжелы Моисеенко. Можно более глобально: художник и власть.
—Он очень обаятельный человек, интеллигентный, кстати, тонко разбирающийся в искусстве. А еще мягкий и беззащитный—так показалось. Вообще уверена, что, когда люди приходят в политику, они сразу портятся.
Можно еще долго описывать эту обаятельную женщину с внешностью ведьмы, которая пишет светлые картины! Что она ни за что не взялась бы иллюстрировать «Ад» Данте! Что из всех людских пороков никогда не смогла бы простить себе и ближним измены! Что считает себя абсолютно счастливой женщиной! Что любит свой родной город Симферополь и не понимает, за что его недолюбливают севастопольцы... Что видит свое обозримое будущее именно в этой мастерской, перед этим мольбертом, но чтобы непременно рядом были Сева и Кирилл. А еще уверена, что мужчина является поводырем женщины по жизни, а вовсе не наоборот! Странные люди—эти художники! Странные существа— эти женщины. Может быть, в этом и есть прелесть мира, что он такой странный?! Как и каждый из нас.
А. Маслов
газета "Слава Севастополя"
28 февраля 2007г
