Надежда Лобанова — кандидат исторических наук, член Русского географического общества и Европейской ассоциации археологов. За сорок лет научной работы она снискала уважение коллег по всему миру и совершила массу уникальных находок. Впрочем, обзавелась и ярыми недоброжелателями — куда же без них?
Разговариваем с ней о мечте, лженауке, вандалах и тяге к древности.
«Родственники думали, что я придуриваюсь»
– Археолог – профессия редкая. Как вы к ней пришли?
– В первом классе я хотела быть космонавтом. Как раз Юрий Гагарин слетал в космос, так что мы все об этом мечтали. После возникло решение стать капитаном – я любила плавать, любила лодки и всякие прочие суда. Какие-то все неженские профессии, как видите.
Я всегда много читала. С «Калевалой» познакомилась в первом классе, хотя учительница отговаривала – дескать, рано. Однажды в шестом классе прочитала «Айвенго» — произведение меня потрясло, и я решила взяться за всего Вальтера Скотта. И ведь прочитала все, включая переписку! Что мне там нравилось — не могу понять.
Могла интересную книгу читать прямо на уроке. Когда была поглощена произведением, то не слышала, как меня кто-то зовет – например, обедать. Родственники думали, что я придуриваюсь.
Но в четвертом классе, когда началась история, сразу возник интерес к истокам человечества, к древним культурам, причем именно к самым отдаленным от нас эпохам. Как раз тогда изучался древний мир, и мне казалось, что нет ничего интереснее Древнего Египта, гробниц, фараонов…
– Кладоискательством занимались?
– И этого я не избежала. Жили мы в Суоярви, на берегу озера, по сути – в лесу. Рядом с домом был большой камень, и я была более чем уверена, что там есть клад. И начала копать; когда родственники заметили, там уже была вырыта огромная яма. Меня обругали и заставили все закопать обратно. С удивлением вспоминаю те годы. Недавно поймала себя на том, что в последние десять читаю только научную литературу. Чем дольше я живу, тем меньше у меня времени…
Здесь был палец
– У вас была своя Троя?
– Про Шлимана я узнала уже в более зрелом возрасте. Меня просто потрясла история про мальчика, который всю жизнь шел к своей цели и достиг ее. Но моей Троей стали петроглифы. Я прочитала книгу исследователя Савватеева «Рисунки на скалах» в шестом классе и тоже загорелась мечтой. Меня привлекли их тайна и то, что каждый может увидеть в них что-то свое и предложить свою расшифровку.
– Первую находку помните?
– После первого курса на истфаке ПетрГУ была археологическая практика. Мы с подругой захотели ехать на петроглифы Залавруги с Савватеевым. Я его раньше видела только на фото в книге. Он почему-то начал нас отговаривать и пугать тяготами лагерной жизни: комары, палатки, холод, ежедневная готовка… Но мы все же поехали.
На Залавруге мы занимались раскопками поселения. И вот тогда было первое потрясение. Помню, я впервые нашла фрагмент керамики. Там был сделан узор – ямочки, а на внутренней стороне я увидела несколько отпечатков пальцев.
Я застыла в оцепенении, глядя этот фрагмент возрастом 5-6 тысяч лет. Я уже тогда знала, что посуду делают женщины, и эти отпечатки женских рук поразили мое воображение.
На этих же раскопках мы сделали сумасшедшую находку. Савватеев уехал на две недели по важным делам и оставил нас втроем — двух практиканток и лаборантку. И мы наткнулись на захоронение, в котором было под сотню янтарных украшений и кремневых наконечников стрел.
Это была сенсация. Больше в Карелии ничего подобного не находили. Мы поначалу боялись копать, но вариантов не было, пришлось завершать работу.
Будни без душа
– Археология тоже не очень-то женская профессия, как вы считаете?
– Я знала, что буду археологом еще в школе, но боялась, что во мне недостаточно соответствующих качеств. Необходимо давить в себе тщеславие, желание побыстрее прославиться великими открытиями.
Тщательная и скрупулезная обработка материалов занимает больше времени, чем раскопки. Их анализ — вообще сложное дело. А еще – наблюдательность, острый глаз, умение рисовать и чертить… Кроме того, экспедиция – это, конечно, вроде как романтика, но когда начинаются серые будни, выдерживают не все. Я уже привыкла, «в поле» провожу 3-4 месяца в году и, находясь на природе, не чувствую никакого дискомфорта. Меня удивляют люди, которые не могут прожить без горячего душа две недели.
– Могу догадаться, что и знание точных наук необходимо? То, чему не учат на истфаке…
– Ну, мы же не сами эти все анализы делаем – радиоуглеродный, спорово-пыльцевой, дендрохронологический и другие подобные. Есть специалисты, которых ты привлекаешь. Хотя, конечно, элементарные знания ты обязан иметь – по геологии, по палеогеографии… С другой стороны, если занимаешься поздним средневековьем, к примеру, то это не столь важно, как для древних периодов.
Ося и Киса
– Насколько мне известно, многие древние памятники сейчас страдают от нашествия вандалов.
– Вандализм у людей в крови: «Ося и Киса…» А Бесов Нос – это джипы. И кому пришло в голову в начале двухтысячных туда проехать? Едут москвичи – заядлые туристы, на навороченных джипах, которые проходят вообще везде. Ездят прямо по скалам и пляжам на особо охраняемой природной территории, разрушают древние памятники в прибрежной зоне. Приезжают на заляпанных с ног до головы машинах, начинают их мыть в озере. Подходишь, говоришь: «Мы же тут воду пьем». Отвечают: «Мы тоже». А там вообще въезд на машинах запрещен, а остановки туристов возможны только в специально отведенных местах!
– Как бороться?
– Вы будете смеяться, но в прошлом году мне пришлось возглавить джиперское движение. Нашлись какие-то ребята, которые решили провести акцию и прибраться в районе Бесова Носа. Планировалось участие сорока машин! Администрация Пудожского района, не подумав, дала разрешение.
Мне об этом сообщили задним число, и я тут же написала чиновникам письмо, где объяснила, что эти сорок машин камня на камне не оставят, если за ними не присматривать. «Вот ты их и возглавишь!» – сказали в администрации.
Джиперы согласились и взяли меня в головную машину. Мне очень понравилось, я теперь понимаю, что и в этом движении люди разные бывают. Акцию проводили ребята очень увлеченные и ответственные. Однако выхлоп-то какой? Да, они за два дня почистили территорию. Но я через десять дней приехала в экспедицию – там было так же грязно.
Пока не будет охраны, пока не запретят въезд в заказники, ничего не изменится. Но сегодня нет согласованности между министерствами, ответственными за наше историко-культурное и природное наследие, нет четкого взаимодействия с местными органами власти, нет штатов, нет финансирования.
– Вы, небось, и сами вандалов гоняете?
– В позапрошлом году на одно из мест, где мы работали, приехала группа парней, с хорошей экипировкой, пьяные в дымину, и они каждый день стреляли по бутылкам. Мы им боялись сказать хоть слово.
Другая история. В устье Черной речки есть место неподалеку от петроглифов, где туристам очень удобно делать стоянку. Но это запрещено, так как именно здесь располагаются древние поселения, и есть соответствующая табличка, которую, впрочем, регулярно выкидывают. Однажды мы приехали туда с полицией. И тут один из отдыхающих начал говорить, что я редкостная негодница. Что в прошлом году выгнала их из лагеря с маленькими детьми. А дело было как: у нас есть оборудованное нами место, где наша экспедиция живет из года в год, начиная еще с 1990-х. Приехав в очередной раз на раскопки, мы обнаружили там туристов. Попросили их переехать на другое место – они отказались. У нас же серьезная работа, раскопки, госконтракт, ограниченные сроки! Что делать? Мы поселились рядом, в этом же лагере, а через пару дней они сами съехали. И вот теперь я – «бессовестная личность».
Была ли Гиперборея в Карелии?
– Как вы относитесь к «нетрадиционной» науке? Древние эпохи – благодатная почва для всевозможных теорий.
– Еще несколько лет назад я вся кипела и негодовала, сейчас перестала. Видимо, время такое. Нормальные думающие люди все поймут. Между тем есть огромное количество граждан, которым не нужны эти строгие научные знания, доказательства… Им требуется сенсация. Кроме того, во многих таких теориях – например, гиперборейской, есть и политическая подоплека. Дескать, Россия – круче всех, и цивилизация началась отсюда, и вообще все пошло отсюда, и русский язык – древнейший на свете…
А эти НТВшники! Несколько сезонов подряд они снимают цикл «Таинственная Россия». Ну там ведь что ни фраза, то фантазия или откровенная ложь! Причем часто они привлекают ученых и делают настоящую «подставу». Так было и со мной: они попросили меня рассказать про петроглифы, и я озвучила разные точки зрения по поводу семантики некоторых изображений. В том числе и фантастическую. А они вырезали и скомпоновали мою речь так, будто эта фантастическая версия – единственная и исходит лично от меня!
Мы даже писали на НТВ от Русского географического общества. Ни ответа, ни привета. Сейчас всплеск идет этих паранаучных теорий. Только по Карелии – Воттоваара, петроглифы, сейды… Некоторые люди считают, будто есть у нас и доледниковые петроглифы. Причем расположены они чудесным образом на одних и тех же плоскостях, что и обычные, используют одни и те же сюжеты и темы, выбиты одинаковыми способами – однако разделяют их, по мнению этих «исследователей», десятки тысяч лет.
Любопытно, но в такие теории вообще очень часто ударяются представители точных дисциплин – математики, физики. Они почему-то спокойно лезут в чужие сферы деятельности, в археологию тоже. Как будто этому не надо учиться! Приходят и видят то, что хотели увидеть, находят то, что хотели найти.
Противники
— Вам это все мешает?
— На петроглифы Карелии вот уже 9 лет приезжает одна женщина из Москвы, математик по профессии, якобы работающая в известном православном университете (мы проверяли, ее нет в штате). Она изготавливает копии петроглифов на ткани из года в год, часто тиражируя одни и те же сюжеты. По ее мнению, карельские исследователи ничего не делают по поиску и документированию наскальных рисунков, так она восполняет этот досадный пробел и хочет открыть людям бесценные сокровища. Она собирается делать выставки петроглифов, создавать музей, пишет даже диссертацию об этом.
— Во как...
— Ну что же, кто против замечательных начинаний? Однако эта деятельность нелегальна, для копирования петроглифов необходимо специальное разрешение – открытый лист на полевые работы, который выдается только археологам и только после утверждения предыдущего полевого отчета. Дама же ни разу не пришла в наш академический институт – главное учреждение в России, занимающееся петроглифами Карелии.
Осенью этого года ей посчастливилось найти новые изображения рядом с павильоном «Бесовы следки». Я как раз в это время работала под Беломорском с моими коллегами из Кембриджа. Так вот, упомянутая исследовательница постаралась закрыть новые фигуры слоем почвы, чтобы специалисты их не увидели. Мы их, конечно же, увидели и зафиксировали. Так она написала в местную районную газету большую статью с огромным количеством некорректной информации. К примеру, нас однажды норвежцы научили убивать лишайники с петроглифов обычным чистым спиртом; и из этой статьи вдруг следует, будто спирт портит (!) гранит. То есть мы уничтожаем изображения. Кроме спирта, наши петроглифы, оказывается, портят и так называемые микалентные копии, которые мы изготавливаем последние 7 лет.
– Но не все же злопыхатели? И не для них же вы работаете?
– Нормальных адекватных граждан гораздо больше! Мы находим что-то новое, восстанавливаем утерянное, собираем крупицы знаний. И этим интересуется огромное количество людей, не только ученые. Этим летом, когда мы проводили спасательные раскопки разрушенных ураганом древних поселений у Бесова Носа, там встречались группы туристов — больше всего из Вологодской области. Каждый день они посещали наши раскопы, и всем надо было что-то рассказать.
Я вижу неподдельный, устойчивый интерес к археологии. Это поддерживает наши устремления. В советские годы разногласий между археологами не было, а сейчас... Вот на наших петроглифах люди пускают друг в друга стрелами, и мы так же. А ведь дело-то общее — изучение и сохранение памяти... Надо об этом чаще вспоминать.
